По мнению ряда критиков, роман Алексея Макушинского «Пароход в Аргентину», опубликованный в прошлом году, является настоящим русским романом, текстом, равного которому по стилистическому единству и цельности не было давно. Читатели так же оценили работу Макушинского, присвоив ей третью премию «Большая книга» по версии читательского голосования. Однако не многие знают, что настоящая фамилия писателя – Рыбаков. И родился он в известной литературной семье: его мама – писательница Наталья Давыдова, отец – писатель, лауреат Сталинской премии Анатолий Рыбаков. С вопроса об отце и началась встреча читателей с Алексеем Макушинским, состоявшаяся в конце прошлого года на ярмарке non/fiction.

 – Вы – сын легендарного писателя. Насколько этот факт отразился на Вашей жизни?

– Тот, кто уже успел прочитать мои книги, наверняка согласится со мной в том, что ничего общего между тем, что пишу я, и текстами моего отца нет. Имя отца никогда не довлело надо мной.

– Когда Вы начали писать?

– В 16 лет. Это были стихи. Очень детские стихи. Но с этого момента я существую, как Я. До него был сам себе неинтересен.

– А как появился Ваш псевдоним?

– Это фамилия моей любимой бабушки, мамы моей мамы – Елизаветы Иродионовны Макушинской.

– Вы много лет живете в Германии, преподаете в Институте славистики университета города Майнца. Гражданином и писателем какой страны Вы себя считаете?

– Я пишу по-русски, поэтому, без сомнения, русский писатель. А гражданства у меня два, но я не испытываю никаких волнений по этому поводу. Я бы вообще хотел жить в мире, где нет границ и паспортов.

– Главный герой Вашего романа «Пароход в Аргентину» – личность вымышленная, тем не менее, его друзья и, соответственно, другие персонажи книги – реальные люди. Почему Вы решили использовать такой прием?

– Это литературная игра, основанная на совмещении фиктивного и реального, вымысла и факта. Это касается и использования эпизодов моей собственной биографии, которые я ввожу в книгу. Кроме того, поскольку я пишу не просто про реальных людей, но про людей всем хорошо известных, я старался в невыдуманной части книги быть максимально конкретным и точным. Для меня в этом сопряжении реальности и вымысла есть некий кайф.

– Ваш герой едет в Аргентину, но эта страна никогда не была в числе топовых государств, куда бы стремились отправиться эмигранты. Герой едет не в Германию, не в Великобританию, а в Аргентину. Чем Вас привлекла именно она?

– Эта страна моей фантазии. Я никогда не был в Аргентине, и в этом честно признаюсь и сейчас, и в самой книге. В данном случае Аргентина – это просто очень далекая, другая страна, принципиально другая, лежащая вне наших горизонтов. Можно, конечно, было бы отправить его в Австралию, но Аргентина мне почему-то понравилась больше. Хотя исторически решение моего героя обоснованно, ведь речь идет о 1950 годе, когда русские беженцы, так называемые перемещенные лица, начали уезжать в Новый Свет. Они старались покинуть Европу, так как боялись, что советские танки прокатятся до Атлантического океана. Можно было бы отправить героя в Соединенные Штаты, но это банально, поэтому я и выбрал Южную Америку.

– Как родился замысел этой книги?

– Мне кажется, что все замыслы возникают по-разному. Бывает, что ты вынашиваешь идею годами, в какой-то момент отчаиваешься, потому что не знаешь, как ее оформить словами. Так было с моей предыдущей книгой «Город в долине», которую я пятнадцать лет не мог закончить. Замысел «Парохода в Аргентину» возник совершенно внезапно, в один из прекрасных осенних вечеров в моем любимом городе Мюнхене. Шел я как-то из одного кафе в другое (чаще всего я работаю в кафе, записывая свои мысли от руки в блокнот или ежедневник, а потом дома переношу уже готовый текст в компьютер) и очень четко представил себе двух этих людей, которые встречаются на борту парохода в 1950 году, прожив полжизни по разные стороны железного занавеса. Мне было интересно показать, как они будут рассказывать друг другу о прожитых годах, о своих совершенно разных жизнях. После того как я представил себе этих персонажей, мое воображение заработало на полную катушку, и я понял, что в этом замысле есть что-то архитектурное. Так мой герой стал архитектором.

В период работы над этой книгой мне было очень интересно изучать материалы по гражданской войне в Прибалтике. Все знают, что эти материалы есть, но мало, кто их серьезно рассматривал. В результате родился еще одни замысел – написать нехудожественную книгу о событиях в Курляндии в 1919 году. Для этого мне еще нужно изучить дополнительные немецкоязычные источники, пообщаться со специалистами и с теми, чьи бабушки и дедушки были непосредственными участниками тех событий, и, может быть, что-нибудь об этом рассказывали. Но этот замысел я еще не воплотил в жизнь.

– Вы пишете стихи. Влияет ли Ваше поэтическое творчество на прозу? Соревнуются ли они за право существовать в Вашей жизни?

– Иногда критики говорят, что мои романы можно назвать растянутыми стихотворениями в прозе. Не знаю, так ли это, но мне кажется, они правы. В моей жизни складывается так, что в период активного поэтического творчества я пишу только стихи и эссе (они друг другу не мешают, наоборот, способствуют), а настоящей прозы у меня не получается. В тот же период, когда я активно работаю над романами, стихи уходят из моей жизни. Сейчас как раз именно такой период. Значит, да, соревнование между прозой и поэзией в моей жизни есть.

– Так что, стихи ушли насовсем?

– Надеюсь, что они еще вернутся, но Муза, вы же знаете, капризная дама.

– 2015 год в России объявлен Годом литературы, предыдущий год был Годом культуры. Как Вы считаете, насколько литература и культура, в целом, могут быть тем связующим звеном, тем мостиком, который объединит народы?

– Литература всегда служила этим целям. Политические коллизии и интриги проходят, забываются, а литература остается.

 
Записала Юлия Скляр